Les dimanches de Ville d'Avray / Sundays and Cybele (1962)
Jeremy Geddes
Adam Lupton - Analysis Paralysis
Kris Knight
Stephen Conroy - Man on Stairs
Jack B. Yeats - Pilot Sligo River (1921)
Arthur Tress - Young Man On Bed, Appalachia, 1968
Arthur Tress - Boy Under Bridge, Queens, N.Y.
Arthur Tress - “Riding the Rails”, 1976
Tavik František Šimon - “An Amsterdam Ragman”
«I play the underdog of course»
Джон Грант – певец из Мичигана, начинавший музыкальную карьеру вокалистом групп The Czars и Midlake. Он открыто говорит о собственной гомосексуальности и не скрывает своего ВИЧ-положительного статуса, несмотря на откровенно гомофобное отношение со стороны окружающих, нашедшее выражение в текстах. Его песни звучали в саундтреках к тематическому фильму «Weekend» и снятому в 2014 году сериалу о жизни гей-комьюнити «Looking» (в русскоязычном переводе – «В поиске»).
Примечательным является тот факт, что о его личной жизни поклонники узнали именно из его песен. Тексты у Гранта – универсальный способ самовыражения и раскрытия перед слушателем. Осознание собственной инаковости для него – болезненный, ранящий опыт, оно же – причина ощущения собственной чужеродности: «I’ve felt uncomfortable since the day that I was born, /Since the day I glimpsed the black abyss in your eyes». Дискомфорт и уязвимость связаны с постоянным давлением извне. Ложь становится неотъемлемой частью жизни лирического героя Гранта и одним из основных деструктивных факторов – «I can’t believe that I’ve considered taking my own life/'Cause I believed the lies about me were the truth.»
Любовь для героя urban poetry Гранта – это вечное предчувствие обмана, разочарования, неудачи, и, как итог – предсказуемой разлуки. It doesn’t matter if the things you say to me aren’t true – звучит как крик отчаяния, он же – усталое признание, сказанное исключительно шепотом. Оно глубоко интимно и направлено единственному адресату – не способному оценить силы и благородства жеста, дарующего свободу (Just do it then I’ll let you go). Отношения для Гранта – грандиозный спектакль, разыгрываемый сознательно и оттого подчеркнуто трагичный для обоих. При этом лишь один в силах чувствовать боль утраты: роль второго – разорвать связующую нить без сожаления (Just do it then I’ll let you go /Just say the words and say them slowly).
Больнее сказанного ранит только отсутствие диалога. Для Гранта молчание - всего лишь еще один способ рассечь сердце и обескровить его, еще одно идеальное оружие (But this instrument you use with such precision– /It’s like a concrete wall /A thousand meters tall; Your silence is a weapon. /It’s like a nuclear bomb. /It’s like the Agent Orange /They used to use in Vietnam.) Использующий его прекрасно знает о губительных последствиях. Его оправдание – равнодушие (It isn’t complicated; you just don’t care. /You attack me by not saying anything.). Герой оказывается наедине с безжалостностью и жестокостью, оглушающим неговорением – вернее, непроговариванием вслух болезненной правды (And it’s accompanied by an apathy/ That’s deafening to the ears. /You know it is complete and perfect, /And you wield it without fear.)
Любящий не обвиняет – он готов признать неспособность остановиться, подчинение неясным для него, разделяющим и умерщвляющим чувство силам (Now you started something that you cannot finish, /And left me standing in the wreckage on my own.). Невозможность предупредить конец и отменить его, все переиграв, действие на полном ходу, завершающееся лишь тотальным разрушением – в том числе самого себя – не поддается объяснению. Поиски утешающей аксиомы, позволяющей смириться с действительностью, приводят к осознанию вечной обреченности на роль man undone, отвергнутого и одинокого – просто потому, что ни один человек не способен до конца проникнуть в другого (And the only thing that brings me any comfort /Is the knowledge is that, no matter who you’re with, /You’ll always be alone).
Отравляющее знание губительно, но оно не может защитить от того, что кажется полностью иррациональным, становится и проклятием, и даром - I was completely incapacitated/By your southern charm. /It hit me like an ancient gypsy curse. Влюбленность героя Гранта – это мучительная борьба с самим собой, изначально настроенным на провал и разочарование. В ней он готов заранее простить ложь – чтобы продлить блаженство и отсрочить гибель (Yes, it’s easier for me to believe that you are lying to me /When you say you love me and when you say you need me. /Yes, it’s easier for me to walk away and get on with my life /If I believed that you were deceiving me/ If I believed that you’d be leaving me one day, be leaving me one day).
Певец знает: любить – значит всегда дарить то, что может оказаться ненужным и отданным обратно, предпринимать бесплодные попытки обратить на себя внимание того, кто быть может, недостоин и симпатии I’m willing to do anything to get attention from you, dear/ Even though I don’t have anything that I could bargain with. Однако без игры в этой пьесе, где роли распределены заранее и все предрешено, невозможно само дальнейшее существование: This is like a well-oiled machine/ Could I please see that smile again? / It’s all that makes me feel like I am living in this world. Там где умирают мечты, нет ничего – только полная боли клятва «cross my heart and hope to die» – обещаю, я не скажу никому, что ты был так жесток, ведь я сам написал эту роль для тебя, так что сыграй ее, милый, ударь меня еще раз. Беспомощность обреченного на страдание – суть роковой предопределенности разрыва, положения, в котором один – отпускает, а второй – уходит на свободу (You’ve made it clear, you must be free.) Но это не меняет восхищения и не избавляет от ослепленности – Your beauty is unstoppable, your confidence unspeakable.
Пребывающему в одиночестве или живущему в его ожидании остаются отчаянные размышления (I still keep trying to figure out how I became irrelevant, /How I got myself evicted from his heart from one day to the next), вопросы, вечно остающиеся без ответа (Tell me--why don’t you love me anymore?), существование в плоскости воспоминаний (If I think about it, I am successful, as it were. / I get to sing for lovely people all over this lovely world). Знание, которым обладает герой, делает его уязвимым для новых ударов (Vulnerability feels like a cold, wet concrete room lit with fluorescent light, /Which, as you know, makes everything look bad.), заставляет переживать мучительные трансформации (And now I feel the soft, pink flesh of my heart hardening/To the countless possibilities contained within each day.)
Существование на грани катастрофы, происходящей незаметно для других – скрытой глубоко внутри – одна из основных тем, затрагиваемых в лирике Гранта. Опыт болезненного перекраивания себя, вынужденного перерождения под натиском чужого мнения или отторжения, разрыва – позволяет видеть больше и страдать сильнее, ледником прорубая в сердце новые раны и заключая его в непробиваемую броню – защиту и проклятие (This pain/It is a glacier moving through you/And carving out deep valleys/And creating spectacular landscapes/And nourishing the ground<...>/So, don’t you become paralyzed with fear/When things seem particularly rough).
Грубость окружающего мира делает существование в нем невыносимым, и только любовь позволяет чувствовать себя живым – совершать попытки и подниматься снова и снова. Но с каждым новым поражением растет отчаяние – все тщетно, если сердце, когда-то открытое тебе, больше не завоевать, а выданный AAA-pass забрали обратно. Ситуация «You put me in this cage and threw away the key» зациклена и предопределена, и решением может быть только категоричное «I should not be attracted to males». Спасти себя можно лишь полностью отказавшись от дальнейших попыток на сближение, изъяв себя из любви.
Переживание нового состояния исключенности из жизни того, кто был близок, приносит лишь новые вопросы, стремление осознать причины разрыва: No more hate now, just learning to begin. Перерождение, сбрасывание старой кожи – это еще одно испытание самого себя, возвращение к жизни того, кто был вынужден балансировать на грани, учиться how to crawl across a floor that’s covered with glass, how to look away and never to look back.
Взгляд назад превратит в камень, потому что в прошлом нет ничего, способного длить жизнь. В версии Гранта погибнуть суждено не Эвридике, но спустившемуся за ней Орфею. Мир жесток и холоден, но тот, кому посвящаются ламентации, еще холоднее, а значит единственный выход для вычеркнутого из жизни – полностью очистить свою память, шагнуть в пустоту с вытянутыми руками (You’re right, this world is cold and all that I can do/ Is banish every thought of you, because you are so cruel). Тоска по утерянному – это то, что усиливает боль, и, вместе с тем, то, что позволяет жить дальше (I miss your dark blue eyes, and staring at your back, my leopard, my lamb). Вынудить себя разорвать все связующие нити – значит нанести самую глубокую, незаживающую рану (But now I’m asked to act as if I didn’t feel anything from you, my friend, and it’s a bitter pill to swallow) Взывать бесполезно: способность видеть вещи такими, какие они есть, безнадежно утеряна (I wish that I could make you see, but clearly that is not to be), и все что осталось – это замереть перед непреодолимой стеной непонимания и равнодушия. Пьеса разыграна до конца, но тому, кто удалился со сцены, подобает уходить без сожаления (What’s done is done, I cannot change the way I feel /And what’s more, I am certain that I don’t regret a single thing.)
Глотая горькие пилюли одиночества и опустошения, герой Гранта приходит к выводу – его любовь была фактом «неслучившимся» – прогулкой по парку, которой не было (Remember walking hand in hand side by side? /We walked the dogs and took long strolls to the park– /Except we never had dogs/And never went to the park). «You Don’t Have To» выстроена вокруг вспоминания того, что никогда не происходило или стерлось из памяти – словом, тех событий, реальность которых может быть поставлена под сомнение (Remember how we used to fuck all night long? /Neither do I because I always passed out). А то, что осталось в памяти слишком болезненно – это жалость, гаснущие улыбки и ожесточение (Remember when the tenderness stopped, /And the kindness turned to pity and disgust, /And the smiles were stopped/Before they could start)
В положении «поддавшегося», обманувшегося и проигравшего герой Гранта признает – объект любви все чаще ее недостоин (Because you don’t deserve/ To have somebody think about you) Но осознание собственного промаха не заглушает боль, и даже попытки уязвить самому выглядят детской попыткой ранить обидчика еще сильнее. В конце концов, какой смысл имеют взаимные обвинения, если it would not change anything, because we have become two strangers?
Тема болезненных отношений, которые невозможно разорвать, но так же мучительно длить, находит отражение и в последнем альбоме певца, посвященном любви и ненависти. Грант мрачно иронизирует над своей ролью, сравнивая себя с одной из самых знаменитых героинь, испытавших Стокгольмский синдром (Stockholm is a place that I adore /But the syndrome by that name is one that I abhor/ Patty Hearst cannot compete with me) и вплетает в текст легендарный слоган Johnson’s Baby – No more tangles, no more tears, делая его ультимативным заявлением, предполагающим исключение повторения сценария (No more reindeer games with narcissistic queers/ Or any other such type of human being), решительное и окончательное освобождение (Gee your hair smells perfect but I cannot stand to have you around/ Not now/Or any other time).
«Grey Tickles, Black Pressure» – безрадостное подведение итогов, обнажающее всеобщую ненависть, когда каждый норовит сыграть роль Гитлера («You and Him»), обреченность в любви – на роль слепца и жертвы («No more tangles») или карикатурного мучителя («Voodoo doll»), и отчаяние перед отсутствием перспектив, ощущением загнанности в тупик (And what we got down here is oceans of longing/ And guessing games, and no guarantees).
Несмотря на все более отчетливо проявляющиеся в его творчестве интонации тоски и разочарования, влюбленный Грант нежен и исключительно комплиментарен (He sees me with tiger eyes/ And that’s where I make my home/ His heart is a shield which protects me from the vilest foe). Надежда на счастливый исход позволяет сделать главное признание – my love is the rarest jewel and he crowns me with his love. Коронованный и окрыленный, он забывает о тревогах – в текстах, посвященных любви взаимной, этим своеобразным two-way streets, нет и тени прежней раздумчивой меланхолии. Однако их кажущаяся простота – всего лишь попытка рассказать о внезапном обретении, не меняя тона доверяющего и исповедующегося. На память приходят слова Матильды Бошар: «J’écoute uniquement les chansons. Parce qu’elles disent la vérité. Plus elles sont bêtes, plus elles sont vraies D’ailleurs, elles sont pas bêtes. <... > Elles disent: „Ne me quitte pas“, „Ton absence a brisé ma vie“, „Je suis une maison vide sans toi“. „Laisse-moi devenir l’ombre de ton ombre“.Ou bien: „Sans amour, on est rien du tout“» (Я только песни слушаю. В них правда. Чем глупей, тем правдивее. В них есть свой смысл. Не покидай меня, я – пустой дом без тебя. Ты бросил меня, и вот я умираю. Я буду твоей тенью, любовь моя. Он ушел, без любви я ничто).
Giulio Durini - Senza titolo
Christian Coigny - Men & Women
Leonor Fini - “Operation I”, 1939